Сделать смертельно опасный кульбит, чтобы вырваться за железный занавес, - он решился на это. Без английского языка, без знания местных правил и традиций. Кумир на родине, чужак в Голливуде. История побега из СССР актера Олега Видова похожа на детектив. О его замысле прознали КГБ, но Видову удалось обвести вокруг пальца спецслужбы.

Сегодня 65-летний Олег Видов с женой и сыном живет в Лос-Анджелесе, в артистической колонии под названием Малибу. Дом на голливудских холмах с виду скромен и не похож на особняки звезд. Обычная двухэтажная коробка со стеклянным фасадом. Но артисту, чтобы творить и отдыхать, много и не надо. Воздух в Малибу горный, особняки, малые и большие, утопают в зелени, забор тут редкость, а английский газон, клумбы и дорожки, вымощенные кирпичиками, – обязательный ландшафт для каждого участка. Ближайшие соседи Видова – Мартин Шин, Барбра Стрейзанд, Шер. Когда-то обо всем этом и мечтал паренек из деревни Филимонки.

Вы олицетворение американской мечты. Сделали себя сами, пробились в Голливуд. А с чего все началось? Когда зародилась мечта жить и работать на Западе?

Мне крупно повезло, потому что поначалу я вообще не претендовал на то, чтобы сниматься здесь, в Америке. Я хотел просто жить свободной жизнью, чтобы меня не тюкали, не говорили «этого нельзя, этого нельзя». И я попал в этот мир, в который так стремились ребятишки из катаевской повести «Белеет парус одинокий». Человек, который приезжает из другого мира в страну, где все хотят сниматься, и получает роль, – это чудо! Помню, я когда то снимался на Балканах в фильме «Битва на Неретве» в роли партизана Николы. Да, Сергей Бондарчук тоже работал на этой картине и великолепно ко мне относился. Потрясающий был человек, с огромным чувством юмора. Еще там снимался Юл Бриннер, который играл главную роль в «Великолепной семерке». И все наши женщины в него влюбились. Он прилетал на съемки на своем самолете, затем улетал в Швейцарию на другую картину, потом в Америку и прилетал обратно на Балканы. Спокойно, как птица, летал. Я думал: для этого человека не существует границ. Глядел на этих актеров, которые приезжали отовсюду, – они свободно передвигались…

Но вам-то тоже повезло! Сниматься за границей, в Югославии… Любой советский актер хотел бы быть на вашем месте.

Да, я потом еще раз работал и жил в Югославии, хотя меня отпустили только на одни съемки. А я снялся в нескольких фильмах и телевизионном сериале. Меня вызвали в местную полицию и приказали вернуться в 72 часа. Дома меня бы ждали кагэбэшники. И я подумал: «Что мне сделают на родине за своеволие?» Я ведь без разрешения снимался. И принял решение, которое было для меня очень тяжелым: не возвращаться. А на съемках подружился с прекрасным актером Марианом (Marian Srienc). У него там была какая-то любовная история, а я оказался между ним и его женой, часто мирил их. Позвонил Мариану, и он уже на следующее утро был у меня. Мы пошли в австрийское посольство, получили визу и полетели в Любляну, где нас в машине ждали его жена с дочкой. Я должен был пересечь границу тайно, а до ночи сидеть в приграничном ресторане. Думаю, за мной следили. А когда мы проезжали мимо пограничного пункта, Мариан сказал: «Слушай, никого нет, давай попробуем!» Я говорю: «Ты что, лучше я перебегу». Он в ответ: «Да помолчи ты! Я здесь езжу все время». Помню все как в кино. Пограничники в своей будке смотрели футбол по телевизору. Мы посигналили, военный посмотрел на нас и махнул рукой: «Давай!» И нажал на кнопку. Поднялся шлагбаум, и я оказался в Австрии. Через мгновение на другой стороне австрийский пограничник открыл мой паспорт и оторопел: «Я 15 лет здесь работаю и впервые вижу советский паспорт». На следующее утро в новостях показывали сюжет: человек, который перебегал границу в полутора километрах от этого места, был убит пограничниками. Он успел сделать всего десять шагов по австрийской территории. Эта же участь могла постигнуть и меня.

Но вернемся к «доголливудскому» периоду, к советскому. Вас выпустили на съемки в Данию. Роль в фильме «Красная мантия» прославила вас в Европе. Разве вы не были везунчиком?

По тем временам невероятная удача – выехать в капстрану, в Данию, и сыграть там главную роль. Более того – сняться в настоящей эротической сцене. Это была сказка.

Как же вас отпустили идеологи из ЦК КПСС, зная, что вы там будете заниматься «развратом»?

Не поверите, но нужна была валюта для другого фильма. В тот год классик советского кино Сергей Герасимов снимал фильм «Журналист». Они пригласили звезду французского кино Анни Жирардо, которая была на вершине популярности. Это была даже суперзвезда европейского кино. И я думаю, что мой гонорар за датский фильм ушел на зарплату Анни. (Смеется.) Все очень просто: баш на баш.

После развода с Натальей Федотовой над вами сгустились тучи. На родине снимать перестали и за границу не выпускали.

Тебя все время сдергивали вниз и указывали на место. Меня пригласили сыграть Есенина в фильме «Любовники Айседоры» (The Lovers of Isadora, 1968), но... не отпустили. Я бы его сыграл, я бы обыграл его чувства внутренней болью – и тогда получился бы человек глубокий, мыслящий и любящий. А взяли актера, который изобразил карикатуру. Теперь весь мир видит Айседору, которую сыграла Ванесса Редгрейв, и великого русского поэта Есенина в исполнении плохого актера (чех Иван Ченко. – Авт.). Может быть, он актер и хороший, но сыграл ужасно, был похож на пьяного и отвязного комсорга. Мне светил семилетний контракт с Дино Де Лаурентисом – по два фильма в год! Фильм с режиссером Ренато Кастеллани! А в Госкино сказали: нам западные звезды не нужны. Вот тогда я правдами и неправдами оказался в Югославии. Ну а дальше вы знаете.

В Америке вы встретили журналистку по имени Джоан Борстен. Она стала вашей второй женой. Как вы общались с Джоан? Вы ведь не знали английского.

Я увидел очень хорошего, родного человека. Почувствовал, что мы родственные души. Очевидно, это самое главное, что люди ищут всю жизнь: понимание, доброта, тепло плюс ум. Так мы с Джоан уже по жизни двадцать два года. Нам интересно, у нас много общего. Она была журналисткой и объездила весь мир. Началось с того, что мы вместе написали сценарий. Представляете, сколько мы мучились? Мне на моем ломаном английском, чтобы сказать всего одну фразу, нужно было очень долгое время. Но она это понимала.

Как Голливуд брали?

Савва (Крамаров. – Ред.) первый мне позвонил: «Олег, привет! Молодец, приехал. Пойдем на озвучание!» Я говорю: «Я не могу, у меня дела». В общем, я не мог тогда. Мы с Саввой были в очень хороших отношениях, но люди совершенно противоположных характеров. Он ко мне подходил и говорил: «Олег, а ты какого года? 1937-го?» Я говорю: «Да нет, я 1943-го». «Так в энциклопедии-то написано!» – «Да там ошиблись». – «Ладно, ладно. А как ты это делаешь, что так выглядишь хорошо?» – «Это у меня папа с мамой, так получилось…» После «Красной жары» меня пригласили сниматься в «Рэмбо 3». Первоначально это была роль такого наивного русского солдата. Придумал образ, приехал на площадку. А там сказали: «Солдата не будет. Будет свирепый и жестокий русский полковник». Но я увидел Сталлоне и подумал: а если моего героя сделать по-другому... Я захотел создать свой образ, как я думал, менее плоский и более интересный. Что такое Афганистан для меня? И начал петь перед своим текстом: «Темная ночь, только пули свистят по степи. Только ветер гудит в проводах». Мне сказали: «Этого не надо». Я понял по глазам Сталлоне, что этой роли мне не играть. Но я даже рад, что не сыграл, потому что надо было изображать какого-то звероподобного советского офицера. Вот видите, меня Бог хранил.

То есть вы попали в категорию русских актеров, которые слишком прилично выглядели, чтобы играть «голливудских» русских?

Русских называли все время Чеховыми, Толстыми, Достоевскими. «Достоевский, иди сюда!» В нашу организацию («Настоящие русские» – в составе Американской гильдии актеров. – Авт.) вошли около 30 русских артистов-эмигрантов, которые стали бороться против того, что русские в американских фильмах изображались злодеями и придурками. И мы выступили по телевидению. Мы сказали: «Ребята, наша родина другая, чем та, которую вы представляете. Наши люди другие». Мне предлагали играть боксера, которому поломали руки, а вокруг кричали: «Убей русских!», в смысле – «Ты его добей». Я не согласился играть, а мог бы сделать большую карьеру.

И какой эффект произвело выступление?

Какой эффект? Стало меньше работы. (Смеется.) Ну это Голливуд, и они не любят, конечно, когда им говорят что-то против.

Расскажите об этих съемках.

Меня в этот же момент утвердили на «Охоту за "Красным Октябрем"». И Савелий Крамаров, будучи человеком мудрым, сказал: «Лучше сняться в маленьком эпизоде в огромном фильме, чем в главной роли в маленьком фильме». А я тогда почему-то страшно мерз. И вдруг Бразилия, «Орхидею» снимали на берегу океана. И я сказал: «Нет-нет, я поеду в Бразилию». Савелий говорил с точки зрения финансовой, потому что шли бонусы в большом проекте, а в «Дикой орхидее» – ничего. Но с Микки было интересно. Он своеобразный человек. У Микки было сложное детство, он боксер, человек такой самостоятельный. У нас были хорошие отношения, и он очень тепло ко мне относился.

Но ведь эта роль чуть не стала для вас смертельной?

В один из съемочных дней я по сценарию догонял Рурка на мотоцикле. Когда тот ушел на крутой вираж, вдруг понял, что не вижу дороги, не понимаю, куда поворачивать… Очнулся в траве, на обочине шоссе. Сбежалась вся съемочная группа. Стали спрашивать: что случилось? Я не мог понять, но позже стал замечать что-то неладное со своим здоровьем. Оказывается, у меня потерялось боковое зрение. А потом врачи обнаружили опухоль на гипофизе, которая давила на зрение. Слава богу, операция прошла удачно, но куда-то пропала былая энергия. И все же несколько картин сделал в 90-х: «Три дня в августе» – о событиях в России в 1991 году, «У времени в плену», «Любовная история», «Бессмертные» и «Моя Антония».

Зрители также помнят вас по фильму «Тринадцать дней» с Кевином Костнером.

Да, это фильм 2000 года. Для меня было совершенно чудесно сняться в «Тринадцати днях», в картине о кубинском кризисе 1962 года, когда противостояние СССР и США достигло наивысшей точки. Моим партнером стал Кевин Костнер. Я играл советского представителя в ООН Валерьяна Зорина. Мне сделали нос, очки и так далее. Мне надо было показать совершенно другого человека. Я специально позвонил людям из МИДа и спросил, действительно ли Валерьян Зорин знал о том, что происходит? Он ничего не знал, его не информировали. А авторы картины показали дипломата Зорина наглым и лживым демагогом.

Чем живете сегодня?

Регулярные пробы. Ищу деньги, чтобы снять очередной авторский проект. Помимо режиссуры и актерского ремесла занимаюсь бизнесом. В 1992 году стал одним из создателей компании Films by Jove. Мы приобрели у «Союзмультфильма» права на зарубежный прокат советских мультиков, снятых 30–40 лет назад. Надо было отреставрировать пленку, переозвучить персонажей. Это все было сложно. Здесь ведь абсолютно не знали нашу мультипликацию. Мы пригласили Ширли Маклейн, Джессику Ланж, Тимоти Далтона, Мартина Шина, Джона Хьюстона. Да много других… Михаил Барышников очень помогал. Мы прокатывали в США и других странах эту анимацию. Но из-за конфликтов с правообладателями продали коллекцию предпринимателю из России Алишеру Усманову. А в целом – такая размеренная, спокойная жизнь.

Беседовал Мумин Шакиров, журнал «Интервью»