Дверь в большое кино Андрей Соколов открыл еще студентом. Фильм «Маленькая вера» сделал его знаменитым. И, между прочим, привлекательным для Голливуда. Но актер фабрику грез обошел стороной.

Кто знает…

Первый фильм – «Она с метлой, он в черной шляпе»… Я помню даже запахи, которые были на съемочной площадке. Грандиозный эмоциональный кайф, дикий восторг! Знаете, как у щенка, который дрожит и чумеет от запахов, выходя на улицу. Конечно же, если сравнивать с сегодняшним днем, то разница большая. Эта история о том, что знание – не всегда сила. Теперь на съемках я экономлю энергию, на общем плане не выстреливаю полностью, сохраняю силы для крупного, появляются своеобразные штампы.

Люди из Роскино недавно спросили меня: «Андрюха, что же ты, когда на тебя была заявка из Голливуда, никуда не поехал?» Я был в шоке – я не знал. Оказывается, моя карьера могла бы сложиться иначе. Как, впрочем, если бы не снялся в «Маленькой Вере». В моей жизни получился очень большой трамплин. Стартовать можно было с более низкой точки, но я все равно достиг бы того, что у меня есть… Хотя кто знает… Даже если бы я в своем огороде другую бабочку поймал, все могло бы сложиться по-другому. Помните, был такой фильм? Произвели вычисления и пришли к выводу, что атомной войны не было бы, если бы когда-то не убили одного червяка. Фильм строился на том, чтобы этого червяка спасти…

Ты ничем не рискуешь

Однажды в девятом классе случайно попал в Щукинское театральное училище к Катину-Ярцеву. Посмотрел на то, что там происходит, и сделал наглый вывод: я точно не буду хуже, чем студенты. Но все же театр для меня был какой-то другой планетой. Окончательно осмелел я, когда увидел выпускной спектакль курса Катина-Ярцева. Это был Шекспир. Один из студентов, практически актер, шланговал. И мы с другом подняли хай, возмущались сильно, и Катин-Ярцев нас запомнил… Прошло время, и я поступил в Щукинское на курс Ставской. Хотя мысль о том, чтобы стать актером, я отгонял много лет. К тому же считалось: надо получить твердую профессию.

Я получил твердую профессию – окончил Московский авиационно-технологический. Эта корочка стоит на полочке уже много лет. Но все, что происходит в жизни, рано или поздно превращается в бесценный опыт. МАТИ дал мне самодисциплину. Когда я еще учился в школе, а потом в авиационном институте, студенты актерских вузов для меня были небожителями. Я об актерской карьере и думать боялся. Поступил в театральный вуз, когда мне хватило смелости, послушав совет своего приятеля: «Попробуй, ты ничем не рискуешь. По крайней мере не будет жалко, что ты не попробовал!» Опять же, встреча с кино – случайность, когда поехал провожать на киностудию Горького девушку и получил приглашение на пробы. Все гораздо сложнее – от одной маленькой встречи к другой идет накопление информации. Опыт маленьких встреч может быть гораздо важнее, чем встреча с одним потрясающим человеком. Но из таких странных подготовленных свыше случайностей состоит жизнь.

Депардье снимается везде

К финишу приходят самые выносливые, а не самые талантливые. Главное – не сойти с дистанции. Актерство – одна из профессий, где можно сгореть на старте, а можно идти до конца… Даже если ты идешь маленькими шажками, смотришь в правильную сторону, можешь добиться в результате многого. Количество тоже важно. Есть закон сохранения энергии, и количество часто переходит в качество. Я очень благодарен Васе Пичулу, режиссеру «Маленькой Веры», который на заре моей карьеры помог советом. Он сказал: «Андрюха, смотри: Депардье снимается везде. Если ты будешь сидеть и ни хрена не делать, потеряешь профессию. Ты, конечно, можешь быть гордым и голодным и ждать великих ролей, но можешь брать все, что дают, даже незначительное, и стараться сделать из этого все что хочешь». И я пошел по этому второму пути. Старался вытаскивать какие-то даже на первый взгляд никчемные вещи. Вот так… Помните – дорогу осилит идущий? Я человек идущий.

Женского внимания хлебнул

Мне говорят, что после «Маленькой Веры» я стал секс-символом и купаюсь в женском внимании. Я вам открою тайну. Еще до этого фильма я играл в хоккей и с телевидением был знаком по разным программам, в том числе «А ну-ка, парни!», поэтому женского внимания хлебнул и до этого. Женское внимание – это всегда и награда, и испытание. Сейчас в процентном соотношении 50 на 50. Время идет, и было бы странно, если бы в оценках ничего не менялось. Я понимаю, что при взгляде на меня приходят мысли: что у него, наверно, были какие-то отношения с женщинами. (Смеется.) И опять же, на сегодняшний день мой взгляд на женщин изменился. Сегодня я считаю, что рядом должен быть человек, который тебе очень дорог. И он один может тебе заменить всех. А раньше все было по-другому… Любовь к жизни нельзя разделить на составляющие: интерес к работе, любовь к близким. Я не смог бы ответить на вопрос: какие вам нравятся женщины? Е-мое! 90–60–90? Так вопрос не стоит. Все разобрать по деталям невозможно.

Когда деревья были большими

Я был маленьким, когда мы жили на улице Димитрова, сейчас это Якиманка. Как раз в том месте, где стоял наш деревянный дом, построили «Президент-отель». Сознательная жизнь, можно сказать, началась в Чертаново, в обычной, ничем не примечательной девятиэтажке. Там теперь живет моя мама. Самое яркое детское ощущение – ощущение защищенности, когда можно спрятаться в мамины коленки, которые вспоминаются почему-то всегда в капроновых чулках. Мне нравилось по ним шебуршать… У меня было очень счастливое детство. Все хорошее у меня исключительно от мамы. Потому что воспитанием занималась в основном она. Я вообще был маменькин сыночек.

Сейчас я понимаю, что это хорошо. Несмотря на то что мама с отцом были импульсивными людьми, часто ссорились и даже расходились, они очень друг друга любили. Я был под колпаком их любви и сберегаемости. А сейчас мы с мамой поменялись местами. Я ее опекаю. Хотя она попрежнему учит меня, как все мамы: регулярно питайся, спи, отдыхай, не снимайся много. Я ее слушаюсь: не снимаюсь, питаюсь и не болею.

О дедах и прадедах подробностей выяснил не много. Знаю, что по отцовской линии были как революционеры, так и люди дворянских кровей… Мой дедушка Матвей по маминой линии воевал у Буденного. Дед был простым работягой. Человек старой закалки, работал на износ. Стремился, чтобы дома было хорошо. Но все равно семья жила достаточно бедно и тесно. Было шесть человек детей – мама и ее сводные братья и сестры (мамина мама погибла в эвакуации, и дед женился второй раз). Спали на полу под столом. До сих пор сохранился тот домик на Третьяковке. Я там часто бывал в детстве. Потом дом забрали под офисы. Именно в доме деда я ощутил, что такое клан в хорошем понимании этого слова. Я был одним ребенком в семье, и своих двоюродных братьев и сестер воспринимал как родных. Дом и семья для меня были и есть самым важным в жизни.

Что нужно, чтобы стать Брежневым?

В детстве мне хватало того, что у меня есть. Игрушек было не много, но они все были любимыми. Например, оранжевый плюшевый мишка, который теперь стал моим талисманом. Или затертая до дыр книжка «Непоседа, Мякиш и Нетак», которую я прочитал, наверно, раз пятьсот. Теперь она стоит на почетном месте. Сильные желания появились, только когда я подрос. Еще до школы я осознавал, что детям положено о чем-то мечтать. И я, как принято, мечтал быть космонавтом.

А однажды выпендрился и спросил: «А что нужно для того, чтобы стать Брежневым?» Чтобы взрослые подумали, что я продвинутый ребенок. На самом деле меня интересовали бальные танцы. Я танцевал до восьмого класса. Причем уже по классу С. Был призером Москвы. Но как-то за один год вырос на 15 сантиметров и сильно раздался в плечах. А в те времена ценили хрупких и тоненьких партнеров. И я ушел в карате. Тогда это было очень модно. Еще в хоккей играл всю жизнь. Была «Золотая шайба», потом «Авангард», а потом «Крылышки». Плавал, стрелял, ездил на машинах, писал стихи с 6 лет, ходил в музыкальную школу и прыгал с парашютом. Когда увлекся фотографией, увеличители стояли по всему дому.

В школьном УПК я получил свою первую профессию – слесаря-сантехника. Когда в старших классах начал буквально бредить машиной, я стал работать, копил деньги. На лето ездили с отцом на БАМ, проводили тепло в дома. Платили нам хорошо – у меня был высокий 5 разряд. Там я и заработал на свою первую машину – подержанные «жигули». Чеки в «Березках» менял, продавал джинсы, содержал автомойки… А вообще уже с 15 лет не брал у мамы ни копейки. И купил ей с первых заработков стиральную машину. Если говорить про ту же сантехнику, этот опыт прошел не зря – мне нравится что-то делать своими руками. Не обязательно в этой области – в любой другой, именно такой грубый простой физический труд мне в кайф. Я думаю, любое занятие в жизни приходит не просто так. Я очень люблю жизнь, а она быстро проходит, вот и хочется успеть узнать, попробовать как можно больше.

Вот та-а-акой таймень!

Впервые охотился в 17 лет на БАМе. Вообще-то мы поехали на рыбалку, но прихватили с собой ружье. Мы переправились на островок, на котором было огромное количество глухарей и рябчиков. По-моему, я подстрелил штук шесть птиц. Сел в лодку и решил забросить мыша – такую пробку от бутылки, обшитую кроличьим мехом для приманки рыб. Практически сразу лодку развернуло и потащило на глубину. Скорость – как на катере. У меня было заряженное ружье, и когда всплыла широкая спинища, я выстрелил. Руки тряслись. На берегу ребята спрашивают: ты стрелял? Я говорю: да. Они: смотри, твой выбросился на берег. Это был таймень метр пятьдесят в длину. Такая у меня была самая первая в жизни охота. С той поры каждая охота в жизни – это счастье.

Хвост должен стоять

Конечно, опыт прожитого наносит отпечаток. Перестаешь удивляться. Но над этим-то и нужно работать. Надо быть готовым к тому, что в жизни может случиться что-то удивительное. Вот сейчас солнце вышло, и этому уже можно удивляться. Вот это кайф. Возможность удивляться, ощущение любви к жизни нужно в себе воспитывать. Хвост должен стоять… Я удивляюсь неожиданным результатам. Например, я с товарищами поплыл на яхте на Волгу большой компанией и понял, что путешествие на воде с людьми, которые тебе близки, – это офигительно. Никогда в жизни я не отдыхал так, как отдохнул за эти 3-4 дня. Фантастика.

Вообще на земле масса удивительных мест, где мне хорошо и спокойно. У мамы есть дача, 6 соток. Соседей я там знаю всех как облупленных. Там на самом деле покой… После одного глотка дачного воздуха ощущение, как будто мне вкалывают снотворное: я падаю на кровать и засыпаю… Практически то же самое происходит, когда я приезжаю к маме в Чертаново, в свою комнату, где я вырос. Отключаюсь, стоит мне коснуться диванчика, на котором я спал, когда учился и в школе, и в институте… Обои там еще с тех времен – в коричневый кирпичик. Я сам их клеил, когда делал ремонт еще школьником… Мне хорошо в Березовке, где мы снимали блок «Адвоката». И за рубежом много отличных мест, где я отдыхаю душой. Например, Израиль – там бываю очень часто. Это удивительная страна. Я не понимаю, как можно Эрмитаж пробежать за два дня. То же самое и с Израилем. Там есть уникальные вещи. Наверное, во мне еврейские корни заговорили, которых нет.

Хочется чего-то неизведанного

Жизнь – это паутина, где вместо нитей лабиринты. И есть высший выход. К сожалению, часто мы ходим по кругу. Есть хлеб с колбасой – и хорошо. А с другой стороны – хочется чего-то такого, неизведанного. Я такую для себя открыл вещь. Мне казалось, что чем старше человек, тем он больше знает и тем меньше ему остается для познания. Оказывается, чем старше, тем большие горизонты открываются для познания. Знаете, какая штука… Есть высшее какое-то желание, как у многих людей на самом деле, – все бросить и заниматься только духовной жизнью. Но я не могу этого себе позволить. Это похоже на ситуацию, которая сложилась у меня с актерством. Когда подходил к театральному вузу, у меня температура поднималась, сердце из груди выскакивало.

А сейчас я впадаю в такое состояние, когда думаю о том, чтобы все бросить и уйти из социума. Но я так же боюсь об этом признаться сейчас, как когда-то боялся признаться сам себе в желании стать актером. Чтобы глубже понять актерскую профессию, так называемую психофизику, ну и жизнь, я в свое время поступил в Академию белой магии. Но убедился, что эта академия – способ выколачивать деньги из таких вот лохов, как я. Хотя безусловно есть то, что принято называть другим миром.

Такой собес

Когда из Гильдии киноактеров в 2005-м уходил Сергей Жигунов, мне предложили стать ее президентом. Я привел с собой профессиональную команду менеджеров, которые готовы были сделать так, чтобы гильдия стала богатой и значимой. Но на одном собрании мне задали вопрос: а зачем нам это нужно, у вас же есть богатые друзья? В тот момент для меня все закончилось. Думаю, наличие богатых друзей было единственной причиной, по которой меня туда позвали. И это в корне расходилось с моими мыслями, потому что я действительно пришел тула работать… Сейчас гильдией руководит Боря Галкин. На сегодняшний день эта организация занимается нужными делами – похоронить кого-то, помочь. Такой собес. Но это не есть гильдия. Это другая структура, хотя, конечно, необходимая и полезная.

Запасной аэродром

Смысл жизни прост. Он в самой жизни. Мы все на этой земле такие случайные путешественники, и то, что здесь происходит, забавно и приятно. И надо уметь не только работать, но и жить полной жизнью. Ведь профессия – это не все. Это только часть айсберга. Нужно правильно распределять время и говорить: время остановиться и передохнуть. Нужно научиться вовремя говорить «нет» и отказываться от лишних предложений.

Знаете, жадность существует у каждого актера. Жадность и надежда, что он сможет из не очень интересной истории сделать что-нибудь хорошее. Но это иллюзия. Как показывает практика, из хорошего сценария можно сделать плохую историю, но никогда из плохой истории не получится ничего путного. Сегодня я рад, что сам могу быть генератором и идей, и историй. Мне в этом плане стало как-то спокойней. Не нужно гнаться за уходящим поездом. Я могу сам что-то придумать, сам что-то сделать. И я уже человек счастливый. Но все равно извечная актерская болезнь «а вдруг занятости не будет» не пройдет никогда, хотя в чем-то я создаю себе запасной аэродром. Хочется иметь гарантию стабильного завтрашнего дня.

В моем понимании бизнес – когда люди покупают самолеты, пароходы. А мой бизнес для поддержания штанов. Пытаюсь продюсировать кино. Еще и президент своей туристической компании «Континент». Также член попечительского совета общественного фонда «Президент». У меня жизнь большая, заниматься приходилось много чем.

Две ветви

Режиссура – это не запасной аэродром. Она, можно сказать, необходимость. С актерством это две ветви одного дерева: режиссура – это тоже зависимость. Снял около 10 фильмов из цикла «Адвокат» и полнометражный фильм «Артефакт». Премьера будет не раньше октября-ноября. Немного страшно. Но надо же когдато это делать. Когда я учился на режиссерских курсах, понимал, что буду снимать, и к этому шел. Все логически нормально сложилось. Но актерство я не оставил. Вот в Киеве закончились три работы: комедия положений «Заходи – не бойся, выходи – не плачь», мелодрама «Оттепель» и драма «Гувернантка». Она мне очень на душу легла. Еще в Москве снимаюсь в мелодраме «Я предпочитаю свадьбу» и в «Андалинском проекте». В «Ленкоме» играю в спектакле «Пролетая над гнездом кукушки». Катается моя «Койка». В Театре музыки была замечательная премьера по мотивам пушкинской «Метели». 3 и 4 ноября будет продолжение.

Ангел-хранитель

Мне кажется, до 33 лет у каждого человека есть ангел-хранитель. Он позволяет баловаться, дает фору, но при этом изредка демонстрирует, что жизнь на самом деле висит на волоске. У меня долгие годы было абсолютное ощущение того, что ангел со мной всегда. Я творил хрен знает что, и мне все сходило с рук. Был на грани много раз. Но потом эта гора авансов была исчерпана, и я понял, нужно думать своей головой, ведь каждый день может быть последним.

Улетая с отцом с БАМа, я почувствовал, что этого делать нельзя, соврал папе, что забыл закрыть дома дверь, и в итоге мы не попали на самолет – который попал в аварию. В фильме «Наш человек в Сан-Ремо» я играл «афганца», которому предстоит операция. И через некоторое время попал в больницу с точно такой же операцией. Самый невероятный момент абсолютного счастья – это когда у меня наступила клиническая смерть во время операции. Я летел по коридору и видел неземной свет. Это ни с чем нельзя сравнить, неземное ощущение…

Еще был замечательный момент, когда меня впервые утвердили на картину, я ощутил, что что-то в профессии да значу... Вообще система координат, где основные пункты «самый счастливый» или «самый лучший», – совершенно не моя. Стакан воды в момент, когда хочется пить, может быть в сто раз лучше сока или вина. Когда в жуткий мороз на пустынной дороге сломалась машина, то лошадь или «запорожец», проезжающие мимо, в сто раз лучше «мерседеса», в котором ты едешь в теплый день. Так что о самых счастливых моментах рассказывать трудно, трудно сравнить…

Однажды я пошел на рыбалку и заблудился, как ежик в тумане. Это была фантастика. И я имел неосторожность от восторга покрутиться на месте несколько раз и провести эксперимент, смогу я найти дорогу или нет. В итоге до нужного места вместо пяти минут я шел сорок. Ощущение было как в космосе. Пространство утратило границы. А когда чувствуешь, что на грани, нужно себя спасать. Отвлечься. Железо покачать. Как-то мудрее сразу становишься. Я не принадлежу к людям, у которых есть стандарт приведения мыслей и чувств в порядок. Единственное, что я знаю наверняка: от тяжких мыслей можно уйти. Гораздо легче, когда ты в движении, когда занимаешься делом. Даже если не хочется двигаться, нужно встать. Когда ты сдут, как мячик, – поднять себя за волосы и погнать куда-то, например взять в руки тряпку и помыть машину. Нельзя давать себе возможность погружаться в это страшное состояние, нужно горе и трудные мысли из себя вышибать. И тогда будет все хорошо. Я вообще часто себе говорю: все хорошо. Так себя программирую.

Страхи

Больше всего в жизни я боюсь быть беспомощным. Потому что все остальное можно попытаться исправить… У меня было больше 15 общих наркозов. Понимаете, что это такое? Были ситуации, когда выходишь на улицу и говоришь себе: пошли ножками, пока ходят ножки. Потому что ножки могли не ходить. Поэтому все жизненные критерии для меня настолько смешны.

Беспомощность – это ужасно. Видимо, поэтому самым большим наказанием считается, когда господь лишает разума. Это, наверное, правильно… Страхов у всех людей предостаточно. Они сопровождают нас всю жизнь. Это нормально. Когда был маленьким, боялся находиться в квартире без мамы и папы. Еще темноты и того, что меня могут забыть в магазине: однажды оставили…

А страх быть одному дома тоже, кстати, был не беспочвенным. Однажды, когда родители сильно задержались, кто-то пытался залезть к нам в квартиру. Я смотрел в замочную скважину, и кто-то через скважину смотрел на меня. Я вызывал милицию, плакал на балконе. Все это было… Все меняется. Сначала я боялся драться, потому что маленький и слабый. Потом – из-за страха кому-то что-нибудь сломать или, не дай бог, убить... Если говорить о самом большом страхе на сегодняшний день, он преследует меня давно, он всегда со мной – я боюсь потерять родителей. Я знаю: что бы я ни делал, страшный день, когда я стану сиротой, настанет. В моем спектакле «Койка» есть очень хорошие финальные слова: «Пока родители здесь, мы ощущаем себя детьми. И только когда они уходят, осознаем, что мы остались одни». Так что по большому счету сегодня я большой и счастливый ребенок.

Беседовала Наталья Николайчик, журнал «Интервью»