Любитель длинных планов, молчания в кадре и звуков природы, а также слов «отчуждение» и «некоммуникабельность» турецкий режиссер Нури Бильге Джейлан продолжает в «Трех обезьянах» начатые ранее темы, однако натужные попытки снимать под Антониони с Тарковским выдают его еще сильнее, чем Звягинцева.

Незначительный турецкий политик, сбив как-то вечером на дороге пешехода, уговаривает своего шофера сесть за него в тюрьму на девять месяцев. Последний из соображений финансовой выгоды соглашается. Семья водителя ежемесячно получает какие-то отчисления, однако сыну, завалившему экзамены, от делать нечего приспичивает купить машину, и жена идет просить еще 5-6 млрд. лир (примета времени) у работодателя мужа. Незадачливый политикан просит взамен самое предсказуемое, а героиня на удивление себе самой влюбляется в него. Сын начинает что-то подозревать, и на ту беду из тюрьмы возвращается отец.

Название фильма, вероятно, отсылает к восточной притче о трех обезьянах, одна из которых не видит, другая не слышит, третья не говорит. На что именно не хотят обращать внимание герои фильма не совсем понятно, поскольку их отчужденность от происходящего изначально ставится во главу угла. Все герои (а их здесь всего четыре) ведут чеховские диалоги ни о чем, чередуя свое поведение долгими паузами: «Ты почему спишь днем?» — «Делать нечего, скучно». — «Найди себе какое-нибудь занятие». И тишина. Потом сына бьют, он в ссадинах улыбается матери, а та молча прикрывает дверь.

На этих полутонах построен весь фильм от и до, при этом нет ничего похожего на предлагаемые классиками в 60-х кульминации, заставлявшие монотонных героев на минуту-другую ощутить укол в районе сердца. Когда сын замахивается на мать или когда муж, ревнуя, душит супругу – все это какие-то низовые инстинкты, являющиеся даже в какой-то степени обязательными для местных широт.

В этом плане Джейлан только формально копирует своих любимых режиссеров, не вкладывая ничего нового в оболочку своих фильмов. Немотивированный смех героини, внезапная тошнота сына и даже рингтон мобильника (эстрадная песенка про то, что любимым никогда не быть вместе) – это все лишь признаки той самой некоммуникабельности, на которой спекулирует режиссер. Больше остальных, конечно, умиляет отсылка к «Приключению» - последний кадр, разделенный пополам стеной и воздухом, окончательно закрепляет за Джейланом желание работать на территории Антониони.

Конфликт между желаемым и действительным заключается в том, что Джейлан будто бы снимает свои фильмы исключительно ради фестивалей, которые в свою очередь ищут понятные им темы среди Ближнего востока и Азии. В этом смысле некоммуникабельность у Джейлана – искусственно выдуманная. Ведь исторически фильмы того же Антониони стали реакцией на послевоенное общество без голода и холода, а в случае с Турцией – это просто экзистенциальная фальшь. С большим трудом верится, что Ближний восток вообще способен на отчуждение как таковое.

Как бы то ни было, Джейлан уже закрепился в пуле европейских фестивалей, самый репрезентативный из которых, Каннский, вручил в 2008 году турку пальмовую ветвь за режиссуру - как раз-таки за «Обезьян».

Александр ЗУБКОВ